О роли в мышлении правил и законов логики - логика врачебной диагностики

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ:
О РОЛИ В МЫШЛЕНИИ ПРАВИЛ И ЗАКОНОВ ЛОГИКИ
Для диагностического аспекта клинического мышления в равной мере характерны схемы и достоверного, и правдоподобного рассуждения. Основу этих схем составляют правила, являющиеся предметом изучения формальной логики, т. е. логики, которая имеет дело не с конкретным содержанием мыслей, а с их предельно общей структурой, т. е. с их логической формой. Логическая форма представляет собой нечто общее для многих различных по своему содержанию мыслей (8,17). Поэтому правила формальной логики не содержат какой-либо конкретной информации об объектах мышления. Они представляют собой директивы, предписания весьма общего и вместе с тем достаточно точного (определенного) вида относительно того, как следует перерабатывать эту выраженную в знаковой (языковой) форме информацию. А именно, их роль состоит в описании условий непротиворечивого употребления понятий и суждений, условий, при которых можно было бы приписать некоторые значения истинности одним суждениям на основе логической формы и значений истинности других суждений, условий тождественного преобразования содержания партий и суждений и т. п.
Правила формальной логики непосредственно связаны с ее законами. Формально-логические законы представляют собой тождественно истинные формулы логического языка, в состав которых, кроме логических связок, входят переменные символы этого языка. Посредством логических законов определяется важнейшее понятие логического анализа — отношение логического следования между суждениями (высказываниями), и с этой функцией законов логики читатель уже знаком. Обратим теперь внимание на методологическую роль так называемых основных законов логики: закона тождества, закона противоречивости и закона исключенного третьего.
Широко известный формально-логический закон тождества в символической записи имеет вид формулы:
Р-Р
и является законом именно потому, что любые по содержанию и значениям истинности высказывания (суждения) его выполняют (удовлетворяют), в том числе и ошибочные (ложные). А если это так, то может ли данный закон что-либо «говорить» о предметах наших мыслей, об их строении, конкретных свойствах и т. п.? Естественно, не может, и потому ошибочной является любая попытка связать с законами формальной логики какие-бы то ни было тезисы «о мире», его «структуре», в том числе и утверждение, будто закон тождества постулирует, «провозглашает» абсолютную самотождественность предметов и явлений действительности. Рассматриваемый же как методологический принцип, правильного мышления, закон тождества выступает в функции нормативного требования следующего содержания:

1. Если в определенном контексте рассуждения кто- либо считает некоторое суждение истинным (ложным), то он обязан приписывать этому суждению значение «истина» («ложь») во всех звеньях цепи данного рассуждения.

Естественно, основания, в силу которых суждению приписано именно это, а не другое значение истинности, не учитывается формулировкой закона тождества. Эти основания лежат в конечном итоге в сфере содержания объектов нашей мысли. Но если соответствующие основания считаются найденными и суждению приписано, к примеру, значение «истина», то в контексте данного рассуждения изменение этого значения выглядит весьма произвольным и ведет к возникновению ситуации, когда в одном и том же контексте рассуждения его автор одновременно настаивает и на истинности данного суждения, и на его ложности. В логическом языке такая ситуация характеризуется тождественно ложной формулой вида

получившей название логического противоречия. Теоретико-познавательный смысл логического противоречия таков:

1. Любая мысль, имеющая логическую формулу

заведомо окажется ложной (ошибочной).
Роль своеобразной «блокировки» таких мыслей, деструктивных для конечного результата рассуждения (если, конечно, такие «мысли» не являются продуктом
преднамеренных действий), выполняет другой закон формальной логики — законпротиворечия:
Рассматриваемый в методологическом аспекте, закон этот «утверждает» следующее:

1. Не могут быть вместе (одновременно, в одном и том же отношении, относительно одного и того же предмета) истинными (ложными) суждение и результат его логического отрицания.

Видео: Эзотерика Что мы делаем на земле Развитие человека

Как и предыдущий закон, закон непротиворечия также не содержит информации о том, каковы предметы, процессы, явления действительности сами по себе, и поэтому мнение, будто бы содержание данного закона постулирует абсолютную непротиворечивость объектов мысли, является либо заблуждением, либо преднамеренным искажением его сути.
Существует точка зрения, согласно которой логически противоречивые суждения, высказывания могут играть в познании позитивную роль. К примеру, некоторые авторы полагают, что логические противоречия «могут свидетельствовать о нормальном состоянии науки, отображении глубинной сущности противоречивого объекта» (1,96). При таком подходе формально-логическая противоречивость утверждений науки оказывается чуть ли не показателем ее наивысшего развития. Между тем история науки свидетельствует об обратном: обнаружение в структуре теории формальнологических противоречий всегда было грозным симптомом ее неблагополучия. Многие попытки примирения научного мышления с практикой нарушения рассматриваемого закона имеют своим основанием ошибочное истолкование самой его сути. В частности, упускается из виду, что в данном законе речь идет о суждениях, одно из которых представляет результат логического отрицания другого. Если иметь в виду именно эту операцию, то и суждение, и результат его отрицания должны «говорить» об одном и том же предмете, взятом в одном и том же отношении, т. е. совпадать во всем, кроме одного: то, что утверждается в одном, отрицается в другом. Вот некоторые примеры суждений и их логических отрицаний:
р: у всех больных бронхитом наблюдается одышка-
р: у некоторых больных бронхитом нет одышки.
q: некоторые астматики страдают приступами удушья-
Ни один астматик не страдает приступами
удушья.
г:больной К.— астматик-
больной К. не страдает астмой.
В случае же несоблюдения названного условия нет и самого формально-логического противоречия, да и спор относительно роли таких противоречий становится беспредметным. Что же касается подлинных формальнологических противоречий, то нечувствительный к ним образ мышления не приводит ни к чему, кроме как к путанице в теории и неразберихе в действиях, на практике. Нетрудно представить себе всю тяжесть последствий противоречивости мыслей врача, решившего, к примеру, настаивать на логически противоречащих друг другу диагнозах в отношении одного и того же больного, особенно если состояние этого больного требует принятия решительных, неотложных мер по спасению его жизни.
Конечно, в рассуждении врача может «вкрасться» противоречие как следствие противоречивости диагностических сведений о больном или непоследовательности, сбивчивости в их осмыслении и т. п. В таком случае ему необходимо еще раз перепроверить эти сведения и выяснить, какие из них являются неточными, на каком шаге анализа была допущена ошибка. В итоге ложное суждение должно быть отброшено, что и создает условие для построения непротиворечивого диагностического заключения.
Ценнейшим качеством научного стиля мышления является готовность подвергнуть сомнению истинность, достоверность казалось бы хорошо обоснованной, выверенной мысли. Эта готовность должна немедленно переходить в действие, когда исследователь получает дополнительные сведения, не вписывающиеся в систему фактов и аргументов, составлявшей ранее основание для приписывания этой мысли значения «истина». Вместе с тем изменение значения истинности мысли под влиянием новых сведений отнюдь не означает, что этой мысли правомерно приписывать одновременно два альтернативных значения истинности. Просто за данной мыслью закрепляется новое значение истинности, и именно оно должно теперь приниматься в расчет. В пределах определенного, фиксированного контекста анализа мы обязаны оперировать истиной и ложью (не — истиной) как взаимоисключающими категориями.

Эта максима, которую можно было бы назвать идеализирующей абстракцией относительно значений истинности суждений в рамках определенного контекста анализа, находит свое выражение и в таком формально логическом законе как закон исключенного третьего:
Данный закон является основой следующего методологического принципа:

1. Из двух противоречащих друг другу мыслей (суждений) одна — истинна, а другая — ложна (ошибочна).

Иными словами, каково бы ни было конкретное содержание некоторого суждения, при каких бы обстоятельствах оно не высказывалось, в каждый фиксированный момент времени это содержание либо соответствует тому положению дел, которое воспроизводится им (т. е. оно является истинным), либо не соответствует ему (т. е. оно является ложным) — tertium non datur! *.

*      Мы абстрагируемся здесь от так называемых неклассических ситуаций, когда в принципе не представляется возможным связать с суждением ни истину, ни ложь Примерами могут послужить утверждения о будущем, о переходных (незавершенных) состояниях и т. п.

He следует полагать, что законы и правила формальной логики устанавливаются произвольно, исключительно конвенциональным образом, лишены каких- либо объективных оснований. Их непосредственная основа, реальный базис — логическая практика, сложившаяся как продукт истории человеческого познания. Формальная логика как теоретическая дисциплина как раз и ставит своей целью «исследовать... логическую практику и составить о ней систематический отчет» (11,8), т. е. выявить и систематизировать исторически сложившиеся логические структуры, правила и законы оперирования понятиями и суждениями на основе их логической формы.
Поскольку оперирование понятиями и суждениями представляет собой процесс рассуждения, задачу формальной логики видят также в систематизации и обосновании формально правильных способов рассуждений, и науку эту определяют как науку о правильном рассуждении (14,36—39).
Формальная логика как наука представляет собой единое учение, в рамках которого существует более или менее обособленные разделы, такие, к примеру, как: классическая и неклассическая (многозначная, модальная, релевантная и др.) логики. Ни один из них в отдельности не охватывает всего многообразия логических форм и законов, не может претендовать на выявление логических характеристик мышления в целом. В этой работе речь шла о логических аспектах врачебной диагностики, выявляемых и эксплицируемых (уточняемых) средствами классической логики. В дальнейшем, несомненно, будут осуществлены и другие исследования, в которых на основе и классических, и неклассических подходов найдет отражение большее число факторов, полнее и точнее характеризующих логическую структуру диагностических рассуждений. Пока же эти вопросы в нашей литературе освещаются слабо и, как правило, по старинке, посредством пересказа силлогистических схем из учебников по логике довоенного издания и их иллюстраций типа «Кто хорошо диагностирует, тот хорошо лечит. Ассистент Смирнова хорошо диагностирует. Следовательно, ассистент Смирнова хорошо лечит» (12,173). От такой «логики», и поныне пропагандируемой на страницах некоторых журналов и монографий, толку будущему врачу будет мало. Причина этого — не схемы силлогистических умозаключений сами по себе, а их изложение, отталкивающее своей абстрактностью, не ориентированное на логику самого дела, т. е. на анализ реальных диагностических ситуаций и задач, а также нежелание (или неспособность?) подняться при рассмотрении названных вопросов до уровня современной логики.
Надо полагать, что настойчивая, широкая пропаганда логических знаний, включение курсов по логике в учебные программы по подготовке и переподготовке врачей, издание соответствующих учебных пособий привлечение к научным и научно-методическим исследованиям в этой области специалистов по логике, организация рецензирования ими публикаций по вопросам логики клинического мышления — все это вместе взятое позволит нам всем избавиться от хронической логической «недостаточности» — весьма серьезного недуга врачебного мышления.