Различные виды неврозов - о психиатрии и психоанализе - познай себя
Мы уже знакомы с некоторыми результатами невротического использования энергии и тем вредом, который это может принести. Мы видели, как нервное стремление Наны Куртсан к любви и вниманию постепенно привело к тому, что она стала проституткой. Нана страдала «неврозом характера», то есть таким неврозом, который не проявляется в каких-либо очевидных симптомах, но ослабляет ее характер так, что она не может вести обычную жизнь. У Мидаса Кинга внутренне направленные инстинкты Ид приводили к расстройству системы кровообращения, так что у него время от времени повышалось кровяное давление, пока не стало постоянно ненормально повышенным. Внутренне направленные напряжения привели к появлению язвы желудка у Эдгара Метиса. Невроз Эмброуза Патерсона подействовал на некоторые органы, включая кожу, спину и предстательную железу.
Все это хорошо иллюстрирует невротическое использование энергии- однако психиатры обычно говорят о нескольких типах неврозов, которые делятся на несколько групп. Наиболее известны из них невроз навязчивости, фобии, конверсивная истерия, неврозы тревожности, ипохондрия и неврастения. Рассмотрим некоторые примеры этих неврозов, начиная с невроза навязчивости.
Энн Кейо, по прозвищу Нэн, единственная дочь Эноха Кейо, начальника полиции Олимпии, с трудом училась в колледже, особенно после разрыва помолвки с Гектором Мидасом. Учиться ей мешала астма, но еще хуже было ощущение, что она никогда ничего не делает правильно. Даже на прогулках ее одолевали сомнения. Она считала себя обязанной наступать на все щели между плитами мостовой, и часто, возвратившись домой, пыталась вспомнить, не пропустила ли она какую-нибудь щель. В нескольких случаях она даже вставала с постели по ночам, пролежав без сна час или два, и снова проходила по своему пути, чтобы не пропустить ни одной щели.
Иногда ей казалось, что к ней привязана веревка, которая постепенно разматывается- если же она возвращалась иным путем, «веревка» как будто запутывалась. Даже возвращаясь тем же путем, она начинала сомневаться в том, правильно ли она запомнила дорогу, особенно если плохо себя чувствовала по какой-то другой причине, и снова она лежала ночами без сна, думая, не пройти ли по своему пути снова, чтобы распутать воображаемую веревку.
Много времени отнимала у нее проблема дверных ручек. Она разрешала себе поворачивать ручки только на север или на запад. А если комната выходила в другом направлении, Энн не заходила в нее, если дверь не была открыта. После того как она влюбилась в Джозайю Толли, эта фобия изменилась. У Энн появилось навязчивое желание поворачивать все дверные ручки, которые ей встречались. У нее появилась навязчивая идея, что каждый раз когда она поворачивает дверную ручку, она передает Джозайе «силу любви» и делает их отношения более прочными.
Однако это принесло с собой новое затруднение: отныне каждый раз, притрагиваясь к дверной ручке, Энн чувствовала, что руки ее покрываются микробами, и единственное средство от этого — три-четыре раза подряд вымыть руки и вытереть их. Если она этого не делала, ее часами мучили сомнения, пока не становились непереносимыми. Энн страстно ревновала Джозайю и была одержима мыслью, что если не сделает все, что «должна» сделать, он уйдет к другой девушке. Часто она лежала в постели, представляя себе, как он занимается любовью с другими женщинами, и не могла отделаться от этих мучительных видений.
Пока все шло хорошо, она чувствовала себя лучше. Но стоило чему-то случиться или просто изменить привычный образ жизни, например, поехать домой на уикэнд, как сомнения усиливались и начинался приступ астмы. В такие моменты Энн не могла принимать никаких решений, и ей требовалось много часов, чтобы одеться и проделать двадцатимильную поездку в Олимпию.
Не следует думать, что Энн была неумна. Она отчетливо сознавала, насколько неразумны ее фобии, одержимости и навязчивые стремления. Ее Эго прилагало всю силу воли до последней капли, чтобы одолеть их, но напрасно. Ей трудно было есть, спать и сосредоточиваться на занятиях, и, только уступив своим навязчивым идеям, она могла что-то делать.
Такие неврозы навязчивости с большим трудом поддаются лечению, но после нескольких недель лечения доктору Трису удалось до некоторой степени облегчить жизнь Энн, так что она смогла успешней учиться. Она настолько уверовала во врача, что больше не должна была возвращаться домой тем же путем. Ей казалось, что если она пойдет неправильно или не наступит на щель между плитами, врач каким-то образом о ней позаботится. Она сказала доктору Трису:
"Я чувствую, что вы лично устраните все, что угрожает наказать меня, когда я не уверена или не исполняю свои ритуалы во всех мелочах- и теперь я могу заснуть, больше не беспокоясь о них."
В основе всех бед Энн, включая астму, лежал жгучий гнев по отношению к матери и смешанные чувства к отцу, которого она горячо любила, но и презирала за недостаток уверенности в себе. Несмотря на свою устрашающую должность начальника полиции, отец Энн дома был не уверен в себе и во всем полагался на жену, позволяя ей принимать решения даже относительно своей работы. Гнев и презрение, которые испытывала Энн, наряду с тремя «абсолютными идеями», о которых мы говорили в предыдущем параграфе, были важнейшими факторами ее болезни, и когда она осознала это и разобралась в своих чувствах, ее состояние улучшилось. Ее вера во «всемогущество» мысли проявлялась в ощущении, что с помощью дверных ручек она может влиять на своего возлюбленного и укреплять его любовь, в то время как вера в «непобедимость своего очарования» выражалась искаженным образом в ее желании, чтобы умерли все женщины на свете, а она получила бы в свое распоряжение всех мужчин. В основном все ее симптомы были связаны с могучим стремлением к смерти, направленным против представительниц ее пола.
Желание смерти другому очень угнетает людей с чувствительной совестью, как угнетали людей викторианской эпохи сексуальные стремления. Если подобные желания сильны и прочно подавляются, они постоянно стремятся высвободиться и удовлетвориться, иногда вызывая симптомы, которые совершенно не в состоянии контролировать Эго, поскольку Эго изгоняет вызывающие их напряжения. Такие желания смерти можно сравнить с приносившими смерть нигилистами, которых русские цари изгоняли из своей империи. Уехав из страны, они выходили из-под контроля и получали возможность вести свою работу беспрепятственно, хотя выражать себя им приходилось косвенными способами. Поскольку подсознание находится за границами сознательного Эго, желания смерти, изгнанные в нижние участки, находятся вне контроля Эго, и если причиняют здесь неприятности, Эго ничего не может сделать, пока они не вернутся на прежнее место.
Такие навязчивые идеи, как стремление мыть руки, такие фобии, как страх микробов, и такие одержимости, как муки ревности, очень часто встречаются вместе.
Конверсивная истерия — другой тип невроза, и обычно он оказывает более сильное воздействие на какие-либо части тела, чем на эмоции.
Хорас Фолк ненавидел отца, но никогда и никому не говорил об этом. Отец его был баптистским проповедником и растил сына и трех дочерей в большой строгости. Мать умерла, когда они были еще маленькими детьми, и с этого времени отец не жалел розог.
Хорасу было восемнадцать лет, когда забеременела Мэри, его старшая сестра. Она обратилась к отцу за помощью, но тот велел ей никогда не возвращаться домой. Когда Хорас вернулся домой после работы в ночной смене и узнал, что произошло, он начал возражать, но достаточно было посмотреть в свирепые глаза отца, как он потерял дар речи. И в течение шести недель мог говорить только шепотом. Потом к нему вернулся голос.
Когда через два года сбежала из дому его вторая сестра, Хорас опять потерял голос. Как и в первый раз, голос вернулся через несколько недель.
Когда третья сестра обнаружила, что беременна, она предпочла выйти замуж до того, как рассказать отцу. Вечером в день бракосочетания она со своим новоиспеченным мужем явилась домой и заявила о случившемся. Преподобный Фолк молча выслушал ее рассказ, потом медленно поднял руку и указал на дверь. Он приказал молодоженам никогда больше не приходить в его дом. Хорас попытался что-то сказать, но опять потерял голос.
На этот раз улучшения не произошло. Примерно через два месяца Хорас обратился к семейному врачу, который попытался лечить его инъекциями аминала натрия. Под действием лекарства Хорас приобретал способность говорить, но как только это действие кончалось, голос снова становился хриплым шепотом. После трех попыток применить это лекарство в течение месяца врач направил Хораса к доктору Трису.
Доктор Трис смог вылечить Хораса без применения медикаментов или гипноза. Пока Хорас не владел голосом, он пребывал в хорошем настроении, однако после возвращения голоса впал в депрессию и начал страдать бессонницей. Когда врач устранил симптом немоты, который служил единственным способом, которым выражались подавленные напряжения Ид, эти напряжения должны были найти новый способ выражения- частично этот способ заключался в чрезмерной эмоциональной привязанности к врачу с помощью механизма, описанного выше в параграфе об образах, частично — в угнетенности и бессоннице. Доктор Трис предвидел появление этих новых симптомов и приступил ко второй части лечения, взявшись за напряжения Ид, которые лежали в основе всех симптомов. В этот период вместе с Хорасом он раскрыл не только первоначальные чувства Хораса относительно семьи, но и причину и природу его детского восхищения врачом. Со временем, через год лечения, Хорас оказался в достаточно устойчивом состоянии, он нашел себе девушку и женился.
В данном случае мы видим, что напряжения мортидо, связанные с болезнью, были сознательными, а напряжения либидо — подсознательными. Хорас прекрасно сознавал, что именно ненависть к отцу, вновь охватившая его, и вызвала немоту. Но не сознавал того, что всякий раз, теряя голос, он не только приобретал новый повод ненавидеть отца, но и терял любимую сестру- таким образом он утрачивал объект либидо, и большое количество либидо теряло возможность своего внешнего выражения. Либидо направлялось внутрь и по причинам, выяснившимся впоследствии, лишало Хораса дара речи (оно могло воздействать и на его желудок или мыщцы рук и ног).
Такие внезапные поражения различных частей организма характерны для истерии. Истерики страдают от неспособности пользоваться руками, ногами или голосовыми связками- у них может перекосить шею- может свести мышцы, отчего они постоянно ходят согнутые- они могут утратить одно из чувств, например, обоняние, вкус, зрение или слух, или потерять чувствительность части тела — руки или ноги. В сущности истерия может имитировать почти любое заболевание. Однако это только имитация, а не настоящее заболевание, и потому врач почти всегда может определить, что симптом функциональный. Как мы уже отмечали, истерия сопровождается изменением образа собственного тела, и поскольку индивид действует в соответствии с образом, а не с тем, каково реальное состояние тела, симптомы соответствуют этим изменениям образа, а не изменениям в самом организме. В таком случае задача психиатра — не изменять тело, а изменить его образ, сделать его снова нормальным. Перемены в образе тела, вызывающие заболевание, происходят из-за потока неожиданно проснувшегося либидо или мортидо, которые по самым разным причинам не могут найти облегчения извне. В таком случае они оборачиваются внутрь и искажают образ тела, как мы уже описали. Поскольку такой невроз заключается в преобразовании, или конверсии, психической энергии в телесный симптом, он и называется конверсионной истерией. Всегда имеется особая причина, почему затронута именно эта часть организма, а не другая. Хорас, например, помнил, что с самого детства у него было желание негодующе закричать на отца и сказать, что он хочет его убить. Немота была превосходной маскировкой этого подавленного напряжения мортидо, именно поэтому он «избрал» этот симптом, а не какой-нибудь другой.
Поскольку индивиды с откровенно драматичным поведением и с явно эмоциональными реакциями особенно склонны4® то или иное время страдать от симптомов конверсионной истерии, их называют «истеричными». Если они смещают свой страх перед внутренними побуждения на какие-то внешние силы, они могут страдать также от ненормальных страхов, которые называются фобиями.
Обратимся теперь к неврозам беспокойства. Септимус Сейфус владел книжным магазином и лавкой театральных принадлежностей на Талиа Лейн. Его сын Саймон, или Сай, был старшим из пяти детей, причем все остальные были девочки. Саймон до начала войны работал на почте, затем записался в армию. Саймон всегда помогал сестрам готовить уроки и делал для них многое другой, как и подобает хорошему старшему брату, поэтому он привык заботиться о людях. Вскоре это стало ясно его капитану, который начал постепенно продвигать Саймона, сделав его, наконец, сержантом и командиром взвода.
Когда часть приняла участие в боевых действиях, все происходило стремительно, и у Саймона не оказалось достаточно времени, чтобы проследить, все ли солдаты вырыли окопы в нужном месте и на нужную глубину. Прежде чем они были готовы, на их позиции разорвался снаряд и убил десять солдат. Он задел также и Саймона, который, к счастью, оказался на самом краю разрыва. Саймон пришел в себя в госпитале- здесь он каким-то образом узнал о десяти погибших.
Саймон не был ранен и мог бы быть выписан почти сразу, если бы не превратился в «нервного калеку». Малейший звук заставлял его вздрагивать, при этом у него колотилось сердце. Он не мог есть, его бросало в жар и озноб, и он плохо спал. Ночами ему становилось совсем плохо. Ему снились кошмары — каждый раз одно и то же. Он снова переживал все события сражения, пока не слышал полет рокового снаряда.
Тогда он просыпался с криком и дрожью, в холодном поду и с колотящимся сердцем.
Саймона пришлось отправить назад в Соединенные Штаты, где он несколько месяцев провел в госпитале общего типа, пока не стал снова пригоден к службе. Долго ему каждую ночь снился все тот же сон, и каждый раз при падении снаряда он просыпался с криком. Это не только пугало, но и тревожило его, потому что он каждый раз будил и остальных больных в палате. Однако при правильном лечении он частично оправился, а по мере продолжения лечения успокаивался все больше и больше.
С помощью психиатра Саймон начинал понимать, какое чувство лежит в основе его невроза. Он был совестливым человеком и, подобно многим совестливым людям, винил себя в том, что не было его виной. Оказывается, он чувствовал, что если бы тщательней проследил за своими людьми и за тем, как они копают окопы, они не погибли бы. Его сознание вины оказалось гораздо сильней, чем он подозревал. Конечно, это чувство было неразумным, потому что если бы его люди выкопали окопы в другом месте, снаряд мог разорваться и там, и Саймон на самом деле ничего не мог сделать.
Саймон стал жертвой не только чувства вины, но и блокированного напряжения страха. Он был так занят, заботясь о других, что у него не было времени подготовиться к последовавшему шоку. Снаряд лишил его сознания так быстро, что у него не было времени ощутить страх, когда Саймон услышал, как приближается снаряд. Иными словами, у него не было времени «прочувствовать» и прожить свой естественный страх. С помощью врача он смог в состоянии гипноза как бы заново «пережить» этот страх и освободиться от накопившегося напряжения страха. Они с врачом на четвереньках забрались под стол, делая вид, что это окоп. «Увидев», что снаряд приближается, Саймон кричал:
- О Боже! В окопы! О Боже! Ради Бога, прячьтесь! О Боже! В окопы!
Так он выразил бы свой страх в то время, если бы не потерял сознание, прежде чем смог это сделать.
После нескольких таких сеансов, кончавшихся тем, что Саймон закрывал лицо руками и плакал: он «видел», как погибают его люди, — ему перестали сниться кошмары.
Почему они ему снились? Очевидно, это была попытка «пережить» страх во сне. Если бы он мог продолжить свой сон до конца, сон мог прекратиться сам по себе. Одной из причин, почему этого не происходило, служило то, что Саймон винил себя в «небрежности» (так он считал) и чувствовал, что должен был погибнуть он, а не его люди. Закончить сон означало бы умереть во сне. По каким-то причинам, которые до сих пор неясны, внутренне направленное мортидо редко проявляется в снах полностью. Человек, которому снится, что он падает в пропасть, всегда просыпается в ужасе до того, как ударится о землю- девушка, которая в панике пытается убежать от великана с ножом, просыпается до того, как он ее схватит- или же, если он все- таки ее схватил, оказывается, он не собирался ее убивать. Это находится в противоречии со снами внешне направленного мортидо или либидо, которые часто кончаются убийством или оргазмом. Поскольку Саймон не мог покончить с собой во сне, он в самый критический момент просыпался. Однако с помощью врача дело, которое не могло бы быть завершено во сне, завершилось, накопленная энергия высвободилась, и Саймон снова стал свободным человеком.
Но психиатр на этом не остановился. При дальнейшем изучении они с Саймоном убедились, что вся ситуация оказалась повторением какой-то незавершенной эмоции детства: воображаемой «небрежности» в заботе Саймона о младших сестрах, когда одна из них слегка обожглась во время большого пожара, случившегося в Олимпии много лет назад. Ко времени окончания лечения и с этим затруднением удалось справиться, Саймон освободился от добавочного напряжения, которое много лет было погребено в его психике и еще до его ухода в армию вызывало у него кошмары и ускоренное сердцебиение.
Легкие формы этого невроза встречаются даже у людей, которые ведут спокойную жизнь и не могут вспомнить никаких эмоциональных шоков- симптомы состоят в порывистости, неусидчивости, сильном потении, ускоренном сердцебиении, бессоннице, кошмарах, в ощущении изнуренности и в осунувшемся лице. Эти симптомы настолько близки к симптомам гипертиреоза, что в случае возможных сомнений хирург, терапевт или эндокринолог и психиатр должны встретиться и решить, что перед ними. Сходство еще больше вследствие того факта, что болезни щитовидной железы часто возникают в результате эмоционального шока, как в случае с Полли Рид, отец которой владел магазином грамзаписей рядом с книжным магазином Сейфусса. Когда Полли исполнилось двадцать шесть лет, умер ее отец, и у нее сразу начала увеличиваться щитовидная железа, что привело ко многим описанным выше симптомам. После удаления железы эти симптомы исчезли. Таким образом, иногда бывает очень трудно отличить болезнь щитовидной железы от невроза беспокойства, поскольку во многих отношениях они похожи друг на друга.
Хотя в общем смысле можно сказать, что существуют различные типы неврозов, подобно описанным выше, на самом деле неврозов столько, сколько пациентов, так что разговор о неврозах навязчивости, истерии, тревожности и т.д. кажется искусственным. Сны Саймона Сейфусса носили характер одержимости, как и мысли Энн, а истерия Хораса превратилась в легкий невроз беспокойства, когда исчезли симптомы конверсии. Для точности следовало бы говорить о неврозе Саймона, неврозе Энн и неврозе Хораса, а не называть различные заболевания. Однако для удобства, поскольку большинство пациентов на протяжении длительных периодов демонстрируют одни и те же симптомы, была разработана классификация, чтобы психиатры понимали друг друга, когда они говорят, что «симптомы пациента в основном относятся к группе навязчивости», или «преимущественно к группе истерии», или «главным образом к группе беспокойства». Но имея дело с пациентом, психиатр всегда помнит, что перед ним не образец болезни, но определенный индивид, переживший определенные испытания, вызвавшие определенные напряжения, и что потребуются определенные меры для облегчения этих напряжений- и что у каждого пациента свой особый способ избавления от этих напряжений, к тому же этот способ может меняться.
Следует упомянуть еще два других раздела классификации неврозов: ипохондрию и неврастению. Всякий без основательных причин жалующийся на свое здоровье человек может быть назван ипохондриком, но истинные ипохондрики встречаются относительно редко. Истинный ипохондрик не только жалуется на болезнь, но искусно использует жалобы для контроля своего окружения. Такие пациенты страдают от избытка внутренне направленного, или нарцистического, либидо. Они используют энергию, чтобы «любить самих себя». Они постоянно следят за реакцией своего организма и при малейшей нерегулярности начинают тревожиться, как мистер Крон или миссис Эрис. При малейшем предлоге они навещают врача или своего излюбленного знахаря. Их комнаты полны необычных лекарств и причудливых приспособлений для лечения- многие шарлатаны зарабатывают состояние, раздувая страхи таких людей и поддерживая их любовь к себе. Все члены семьи заботятся об их удобствах, какие бы жертвы для них это ни означало- и по самым незначительным поводам такие больные устраивают грандиозные скандалы. Ипохондрики с трудом поддаются лечению, потому что они настолько заняты собой, что ощетиниваются при всяком намеке на ненормальность своих чувств- а если кто-нибудь осмелится посоветовать обратиться к психиатру, они впадают в ярость. Однако следует отметить, что их поведение вполне подпадает под определение невроза. Даже если покажется, что они согласны сотрудничать с врачом, они почти неизлечимы. Легче было бы излечить Ромео от любви к Джульетте, чем ипохондрика от любви к самому себе.
Неврастения — устаревший термин, которым иногда описывают людей усталых, угнетенных, апатичных, слегка раздражительных, которые ни на чем не могут сосредоточиться и не любят принимать на себя ответственность. Многие современные психиатры предпочитают подобные случаи относить к неврозам тревожности или к невротическим депрессиям.
В этом параграфе мы рассмотрели различные типы неврозов, но следует помнить, что всякий «невротик» должен рассматриваться как особый индивид, а не как пример особой формы болезни. Симптомы время от времени меняются, и каждый пациент переживает их по-своему.
